— Да иди ты! — воскликнул я и встал из-за стола. — Все, мне надоело участвовать в этом маразме. Можешь выкинуть меня с планеты, если тебе так хочется, да я и сам уйду. Мне у вас не нравится.
— Не делай этого, — произнес компьютер человеческим, то есть нопстерским голосом. И добавил: — Ты прав, координаты планеты можно не вводить, эта информация у меня уже есть. Посмотри на экран.
Я посмотрел на экран и увидел, что форма изменилась — поле для ввода координат планеты исчезло.
— Это досадная ошибка, — сказал компьютер. — Спасибо, что исправил ее.
— Не за что, — пробормотал я и вернулся к консоли. Есть ли у твоей родной планеты твердое ядро — да. Каковы размеры твоей планеты?
— Откуда я знаю, каковы размеры моей планеты?! — воскликнул я. — Я не астроном.
— Напиши, что не знаешь, — посоветовал Боссейрос. — Компьютер задаст вопрос в другой формулировке.
Я написал, что не знаю, какого размера моя планета, а заодно написал, что не знаю, какого размера мое родное солнце, какого оно цвета и какова средняя температура на поверхности планеты. После этого я нажал кнопку ввода информации.
Компьютер выдал новую серию вопросов. Чему равно ускорение свободного падения на поверхности планеты — не знаю. Можно ли смотреть на солнце, не щурясь — я чуть было не написал «нет», но вовремя спохватился и написал «не знаю». Если уж издеваться над компьютером, то последовательно. Способно ли мое зрение различать цвета— не знаю. Есть ли вода на моей родной планете — не знаю.
После того как я снова нажал кнопку ввода, компьютер надолго задумался. Я обернулся к Боссейросу и спросил:
— Компьютер завис?
Боссейрос выглядел удивленным.
— Никогда раньше такого не видел, — сказал он. — Должно быть, твоя планета и впрямь очень необычная.
Я перевел взгляд на монитор и увидел, что компьютер отвис. Теперь он задал только один вопрос, он спрашивал меня, чему равно дважды два. Я ответил «не знаю» и нажал ввод.
Ответ компьютера был лаконичен. «Опрос закончен» — высветилось на экране. Я даже испытал разочарование. Может, и не стоило так грубить…
— Все, — сказал я, обращаясь к Боссейросу, — компьютер удовлетворен. Я могу быть свободен?
— Конечно, — согласился Боссейрос. — Большое спасибо.
По лицу Боссейроса было видно, что он не понимает, что здесь произошло, почему компьютер так быстро от меня отстал, но с формальной точки зрения приказ выполнен, а потому задерживать меня дальше нет оснований.
— Нехорошо издеваться над компьютером, — сказала Эзерлей, дождавшись, пока Боссейрос покинет Интернет — кафе. — Он тебе ничего плохого не сделал.
— А что он пристает с глупыми вопросами? — огрызнулся я. — Я ему ничем не обязан, я приехал в гости к тебе, а на него мне начхать. С какой стати я должен ему рассказывать о своей родине? Он считает, что раз меня сделали гражданином Блубейка, так я ему по гроб жизни обязан, но я его ни о чем не просил. Если я ему не нравлюсь, пусть выкинет меня отсюда, а если хочет договориться — так пусть договаривается.
— Ты собираешься продать информацию о своей родине? — заинтересовалась Эзерлей. — На что ты хочешь ее обменять?
— Понятия не имею, — сказал я. — Да и вообще, я сюда приехал не торговаться, а приятно провести время. Поехали, что ли, к тебе?
— Поехали, — согласилась Эзерлей.
По дороге я сообразил, что Эзерлей едет в свой новый дом, в котором раньше никогда не была. Я поинтересовался, как она узнает, куда надо поворачивать. Оказывается, компьютер все время отслеживает перемещение каждого велосипеда и, если запросить соответствующую услугу, в нужные моменты включает лампочки на руле, которые предупреждают о поворотах.
Новый дом Эзерлей больше всего походил на панельную хрущобу, какими застроена четверть Москвы. Этажей, правда, было не пять, а четыре, и стены были не настолько обшарпаны, как в московских хрущобах. Перед домом не было ни автомобилей, ни ракушек, а дверь, ведущая в подъезд, была стеклянной.
— Здесь не бывает воров? — удивился я.
— Ты, вообще, слушаешь, что я говорю? — в свою очередь удивилась Эзерлей. — Тут есть планетарный компьютер, он следит за каждым шагом каждого нопстера. Как только ты Что-нибудь украдешь, к тебе сразу придут полицейские.
Да, действительно, что-то я тормозить начал…
Эзерлей закатила велосипед по пологому пандусу, который заменял ступеньки перед входом, и мы вошли в подъезд. Внутри обнаружился довольно большой тамбур, который жильцы дома использовали как велосипедную стоянку. Все велосипеды были одинаковыми по конструкции, друг от друга они отличались только цветом. Хотя нет, тут есть еще и детские…
— Вот этот твой, — сказала Эзерлей, показывая пальцем на один из велосипедов.
— Откуда ты знаешь? — удивился я. — Они же все одинаковые.
Эзерлей показала пальцем на стену. На ней были изображены буквы нопстерского алфавита, соответствующие последовательно идущим числам.
— Это номера квартир, — пояснила Эзерлей. — Компьютер показал, куда ставить мой велосипед, а раз мы живем вместе, твой должен стоять рядом. Пойдем, посмотрим на наше жилище.
— Когда я уйду обратно, ты снова переедешь в предыдущую квартиру? — спросил я.
— Может, и в предыдущую, — ответила Эзерлей, — но вряд ли. Скорее, в какую — нибудь другую. На Блубейке все квартиры одинаковые, нет разницы, где жить.
Лифт в подъезде был, но мы поднялись на третий этаж по лестнице. Эзерлей объяснила, что лифт служит только для перевозки тяжелых вещей, пользоваться им без нужды считается дурным тоном. Я не удержался от колкости и спросил: